● Дополнительно: 55 лет.
● Внешний вид: вызван в неурочный час, но как всегда безупречен. Бодр, моложавый, подтянут, в глазах интерес.
● Состояние: скорее удивлён, чем что бы то ни было ещё. Да, скорее, удивлён.
● С собой: волшебная палочка.

День у Абраксаса был перенасыщен событиями. Прежде всего, с самого утра, задолго до того, как всем порядочным членам магического сообщества положено подниматься с постели, его стал настойчиво дёргать Тёмный Лорд – требовать явиться под предлогом проверки в Хогвартс и принести, наконец, ему эту проклятую диадему Рейвенкло! Что ж, ладно. В Хогвартс Малфой явился, и долго и мучительно рылся в куче разного пыльного хлама в Выручай-комнате – пока не нашёл-таки диадему. В каком виде он оттуда вышел – лучше даже не вспоминать, зато у него буквально на лбу было написано: проверку провёл. Тщательно! Так тщательно, что его мантией – между прочим, любимой мантией! – как будто очень долго мыли пол в таких углах, куда не ступала даже нога завхоза. А потом пришлось разыгрывать спектакль под названием "Смотри по сторонам и думай о птичках": искренней радости Тома при виде диадемы могла бы позавидовать любая дебютантка, собирающаяся выйти в свет. Тактичный, головой думающий Абраксас делал вид, что не замечает ничего.

И вот опять вызов! Ну хоть в пыли не надо ползать, и на том спасибо.

– Убить? Не знаю, я бы, пожалуй, ещё подумал: убить всегда успеем, а вот сделать всё как было – это вряд ли. К тому же, кто знает, какие сюрпризы могло принести его появление – и приятные, и не очень. Родовая магия - штука тонкая, непостоянная и капризная, как женщина, – задумчиво протянул Абраксас, разглядывая спящего Скорпиуса. Это создание вызывало в нём противоречивые чувства: он и дедом-то называться, может быть, был ещё не очень готов, не то что прадедом, как и узнавать о том, что его сын может называться предателем. Какой позор для семьи! Кстати о ней... – Люциус, Люциус... Люциус позвать стоит, это да, это интересно. Он, конечно, ни в чём ещё не провинился, но, думаю, ему будет полезно знать, к чему могут привести последствия его необдуманных поступков. И я, разумеется, послушаю. Знал бы - выпил бы чего-нибудь, для успокоения нервов.

● Дополнительно: 18 лет, студент Слизерина 7-го курса, анимаг. Пришел из будущего.
● Внешний вид: взлохмаченные волосы, помятая, грязная форма (или даже местами порванная), а так же на лице все последствия недавней пьянки.
● Состояние: головная боль, тошнота - сильное похмелье, одним целом, а теперь добавьте к нему порцию адреналина и паники.
● С собой: ничего, наверное. Где-то была волшебная палочка, когда-то были деньги.

      Проснуться с похмельем в логове врага – не самое благородное дело; очнуться с похмельем в гробу – значит, хорошо вчера погулял.
      Скорпиус проснулся под «Wake Me Up When September Ends». Билли Джо как раз закончил с первым припевом, когда мозг в силу своей нелогичности вдруг решил, что все, хватит, пора просыпаться. Все прекрасное имеет дурную привычку заканчиваться: время на сон, сам сон, выходные… наступили трудовые будни, пора на занятия. Но, судя по знакомому вакууму в голове, Скорпиус вчера неплохо оттянулся с друзьями, и, находясь уже на пороге к своему пробуждению, от такой приятной мысли он даже довольно покривил губами, жмурясь, как вдруг понял, что находится не в своей кровати. Неужели заснул на полу?
      И тут, словно вспышка колдографа, одним за другим его стали посещать видения прошедших двадцати четырех часов: портал в коридорах, путешествие прошлое, Альбус – срань господня – с клыками, молодой отец, литры алкоголя, мать… мать. Молодая Астория, живая и невероятно красивая. Скорпиус мгновенно распахнул глаза и предпринял попытку так же резко сесть, но за это был наказан вспыхнувшей головной болью. Перед глазами тут же все поплыло, организм возмутился и потребовал выблевать всю ту отраву, которую Скорпиус влил в себя… когда? Пару часов назад? Вчера? Где он?
      Вслушиваясь в учащенный стук своего сердца, Малфой потянулся рукой и уткнулся в деревянную преграду. За нее он ухватился, как за спасительную соломинку, которая помогла, наконец, принять сидячее положение. Окинув помещение осторожным взглядом, блондин сделал для себя ряд открытий: он здесь не один и почему-то лежит в гробу, а Green Day на самом деле звучали только у него в голове.
      Ничего приятного, на самом деле.
      Молодой организм продолжал бунтовать, но Скорпиус стойко переборол желание лечь обратно с наивными надеждами на то, что все это – продолжение затянувшегося кошмара.
      - Где…? – собственный голос хриплый, грубый, совсем незнакомый.
      Подбирающаяся волна страха лишила возможности на трезвую оценку ситуации, и вопрос вылетел произвольно, сам. Но пересохшие губы слишком непослушные, так что, скорее всего, даже этот типичный вопрос вряд ли прозвучал внятно.
      Первый старик. Светловолосый, статный… знакомый. С чертовым похмельем даже слюну на нервной почве невозможно сглотнуть. Черты лица обоих были до пробивающего ужаса знакомы: одно лицо он видел на портретах в мэноре, второе - каждое утро жаркого летнего дня. Рука рефлекторно метнулась к карману в поисках спасительной волшебной палочки, но ее на месте, разумеется, не оказалось, и тогда взгляд отчаянно метнулся к третьему мужчине. На вид ему лет столько же, сколько и первому, но Скорпиусу он был незнаком. Пожиратель Смерти? Прислуга? Кто? Где он? Как…
      Последние недостающие фрагменты воспоминаний выстроились в целую мозаику: молодые мать и тетка, нападение, Альбус… Альбус. Где Альбус?
      - Вы… - выпалил Малфой. Взгляд заметался от одного знакомого лица к другому, сам Скорпиус почувствовал, как ему отчаянно не хватает кислорода. – Где он? Где Альбус? Что вы… что вы с ним сделали?
      Люциус и Абраксас Малфои. Отец и сын. Его дед и прадед. Мертвый прадед, земля ему пухом. С его портретами Скорпиус изъявлял особое нежелание говорить, как, впрочем, и с другими нарисованными представителями его прославившегося рода. Потому что знает, кем они были. Потому что предполагает, на что способны. И то, что он еще жив и в гробу, наверное, тоже что-то значит.
      Скорпиус цепляется вспотевшими пальцами о стенки, делает рывок, но тут вестибулярный аппарат подводит, и комната перед глазами опасливо накреняется на бок. Но, в конечном итоге, ему все же удается выбраться из деревянного костюма, пусть при этом и пришлось завалиться на холодный пол.
      - Я знаю, кто вы. – Разлепляя губы, выдавил Скорпиус. – Абраксас и… Люциус. Я… я…
      Голос предает, и он запинается. Это хуже кошмарного сна, Скорпиус чувствовал себя просто ужасно: головная боль с тошнотой, очередной прилив адреналина, паника. Он не в школе. Он все еще в прошлом. В хреновом прошлом. И он не был готов встретить помолодевшего деда и прадеда, в глазах которых стоял этот знакомый, леденящий кровь блеск. Но, черт возьми, Альбус…
      - Гроб не моего размера. – Нелепо бросает, и голос все так же звучит незнакомо.
      Но они оставили его в живых, а это многое значит. Например? Например, они знают, кто он такой, а отсюда вывод – они знают, откуда он такой. На большие логические цепочки этот Малфой сейчас не был способен.
      - Где Альбус? – но Скорпиус всегда был слишком упрям. – Где я?
      «Что вы с ним сделали… ублюдки…»
      Он помнил нападение Пожирателя Смерти. Слишком искусен, опасен. Хотелось оправдаться, что к нему он был просто не готов, но… но теперь он здесь, у черта на куличиках, а его лучший друг… где-то. В плену или мертв, строить догадки не хотелось, как и верить в худшее.

Глядя, как парнишка корчится под Круциатусом, Абраксас поморщился. Воспитательные меры Тома всегда казались ему... несколько чрезмерными. Хотя что делать со странным, невесть откуда свалившимся ребёнком, Абраксас не знал. Ах, что за день! Сначала диадема, теперь вот, это ещё.

Он глянул на сына. Тот выглядел брезгливо-хладнокровным, хотя, пожалуй, ещё и чуточку зеленовато-бледным. Боится, разумеется. Страшно и не хочется оказаться следующим. Это да, это бывает.

Он смотрел на своего правнука и всё никак не мог понять одного: как так вышло? Это ведь не этого ребёнка упустили - упустил где-то он. Своего, Люциуса. И никак не мог понять, где. Что он ему не внушил, что объяснил не так... Предатель, во имя Мерлина! Как так вышло?

Будущее казалось столь дивным и прекрасным, что хотелось сейчас же взять и напиться. Не цивилизованно, в кабинете - в кабаке и как можно безобразнее. Ну чего ради, спрашивается, чего ради прикладывать усилия, держать лицо, когда ничего в итоге не помогает?

С другой стороны, если его самого сейчас посещают такие мысли, понятно, в кого уродился этот ребёнок... Кстати, а как его зовут? Кажется, его имя до сих пор так и не прозвучало?

Абраксас потёр виски. У Абраксаса начиналась мигрень.

- А теперь, - сказал Тёмный Лорд, наигравшись с Круциатусом, - молодой человек, представьтесь как положенно. И проявите должное уважение к тем, кто стоит перед вами.

Юноша выпрямился. Лицо его было искажено болью, глаза - злые-злые. "Волчонок, - неожиданно подумал Абраксас. - Вот вроде правнук мой - и совершенно не мой одновременно".

- Скорпиус Гиперион Малфой, - произнёс он. "Надо же, - подумал Абраксас, - бесстрашный. Молодой, глупый, но хотя бы не трус. Не уверен, что меня это радует, ну да ладно".

- Мой Лорд, - быстро вмешался он, пока Том не успел сказать ничего такого существенно важного, - позвольте я кое-что у него спрошу? Молодой человек, - продолжал он Скорпиусу, дождавшись кивка от сперва недовольного, но потом удивлённо смягчившегося Риддла, - меня интересует вот что: как с вами обращался ваш отец? Кем была ваша мать? И как так получилось, что, к примеру, я, - он бросил мимолётный взгляд на сына - опять же, интереса ради, - вдруг оказался - что, действительно? - садистом? Последнее мне особенно интересно: всегда любопытно знать, какой след оставляешь в памяти потомков.

Он положил обе руки на трость и слегка прищурился. Ему и впрямь любопытно было услышать ответ. Он, вроде бы добрейшей души человек , лояльнейший сам по себе - и вдруг надо же, садист! Ах, какая прелесть.

Скорпиус возненавидел тот день, когда… когда что? С чего все началось? С идиотской идеи, что яркая голубая эссенция приведет к пропавшим Альбусу с Розой (или хотя бы в Нарнию), а не утянет в головокружительное пространственно-временное  путешествие. С предшествующей до этой идеи мысли, что было бы неплохо сунуться с Мег в подземелья, куда даже он сам во время ночных дежурств не заходил. С, мать их, Альбуса и Розы, которые к какому-то черту решили бесследно исчезнуть.
      День у Малфоя-младшего действительно не задался.
      И теперь вот он, здесь. Пленник или гость-пленник, возможно, потенциальный труп. А отец, наверное, ищет. После Хогвартса он перевернет с ног на голову весь Лондон, вот только сын по иронии судьбы оказался к Малфоям на расстоянии вытянутой руки. Правда, в другом времени.
      Незнакомый мужчина снова подает голос, и Скорпиус переводит на него взгляд. После приходит осмысление его слов, того, с какой повелительной интонации он обратился к обоим предкам, и тень недоумения скользнула по молодому лицу блондина. Мужчина злится, Скорпиус почти понимает, почему, но все еще не знает, кто…
      Он подтверждает все его догадки касаемо того, что они знают все, но при упоминании Альбуса выражение лица блондина сразу же меняется. Так они все же знают, где он. Черт возьми. Было бы проще, окажись Скорпиус здесь один.
      Чужую тираду парень выслушивает с вихрем спутанных и ни к чему не приводящих мыслей. Да и как сейчас можно спокойно думать? Он в точности говорил все то, что с детства Скорпиусу внушали как нечто неправильное. Что все деяния его семьи, совершенные на службе у Темного Лорда – одна большая неправильная ошибка. Так кто этот человек?
      При виде волшебной палочки натренированное тело реагирует двояко: схватить свою и отскочить в сторону. Своей у Скорпиуса не было, но прежде, чем он про это вспомнил, его пронзила острая, невыносимая боль.
      Пол ушел из-под ног, и он рухнул на колени, сгибаясь пополам. Кто-то кричал, но от раздирающей боли понять было невозможно. Ему казалось, что его плоть разрывают заживо, что к коже пронзили тысячи раскаленных ножей. Неужели это действительно происходит? С ним?

      - Профессор Лонгботтом порой такой странный. – Пожаловался однажды Скорпиус. – Как он вообще стал профессором? Я слышал, учился он так себе.
      - Ох, это, - нахмурился Альбус. – Ну, отец однажды рассказал, что его родители… потеряли рассудок из-за одного заклинания. Пыточного.
      - От Круциатуса-то? – тут же оживился блондин. – Такое разве возможно?
      - Да тихо вы..! – шикнула Роза, и в следующую секунду Скорпиус почувствовал легкий удар учебника по затылку.

      Так вот он какой. Круциатус. Невозможно двигаться, невозможно мыслить. Все шансы к сопротивлению сведены к нулю – абсолютная беспомощность. Которую Малфой так ненавидит. Он задыхался, дергался, крики (хрипы?) или очередные волны боли раздирали горло. Как и многие мальчишки, он мечтал пасть смертью храбрых в каком-нибудь бою, но подсознательно всегда знал, что умрет в глубоком столетнем возрасте в своей кровати, окруженный семьей. Но неужели Костлявая придет за ним сейчас? Если он не сойдет с ума раньше.
      Все прекратилось в следующую секунду. Скорпиус сдавленно сипел, и густая вязкая слюна капала с подбородка на каменный пол. Его все еще трясло, когда старший волшебник снова обратился к нему, но теперь его голос был спокоен.
      А Скорпиус? Внутри затянулся узел. Он медленно оперся дрожащей рукой о пол, поднял глаза, наполненные животным страхом и злостью. Это унизительно. Мерзко. Больше не будет пытки? Страшно. В школе он никому никогда не позволял загнать себя в угол, даже тупому кузену. В школе он не подчинялся даже преподавателям (впрочем, нужды на то не было, к всеобщему удивлению учился он очень даже хорошо). Но он не в школе. Эти люди не оставят после занятий отрабатывать несколько часов, не заставят чистить котлы или полы. Убьют – и глазом не моргнут. А отцу уже придется искать труп.
      Он скрипнул зубами и на подгибающихся ногах медленно поднялся так, словно ожидал очередного непростительного заклинания. Но его не последовало, его все еще ждут. Словно родители провинившегося ребенка. Но в глазах блондина читался вызов. Что ж, ублюдки, поймали, молодцы. Будет по-вашему… пока что.
      - Скорпиус. Гиперион. Малфой. –  Чеканит он.
      С ненавистью глядя на пытавшего его мужчину, Скорпиус думал. Однажды он был в ситуации, когда палочка оказалась далеко. Тогда он совсем неаристократично прописал гаду в морду, а потом еще раз и бил, пока чужие руки не оттащили в сторону. Еще он мог обратиться в ворона, если… если найти окно.
      Один из Малфоев, наконец, заговорил. Скорпиус злобно зыркнул и на него. О, они правда позволили использовать непростительное на нем. Стояли в стороне и покорно ждали. Значит Скорпиус ошибся, значит…
      - Мой Лорд… - заговорил Абраксас, и внутри инстинктивно похолодело.
      «Мой Лорд».
      Скорпиус резко поворачивает голову к мужчине.
      «Тёмный Лорд..?»
      Это бы объяснило… многое. Это бы объяснило все. Но разве… нет, невозможно. Этот человек не может быть им. Его черты лица совсем не такие, как на изображении, у него есть нос…
      Или может?
      Скорпиусу еще никогда в жизни не хотелось послать семью так сильно, как сейчас. Все еще не способный здраво сложить один к одному, блондин снова осоловело посмотрел на своего прадеда. Ему сейчас, бл*ть, не все равно, как с ним обращался отец?! Кем была его мать, если… если…
      Юноша вымученно прикрывает глаза и прислоняется поясницей к стенке гроба, используя ее как сомнительную опору. Он вспомнил, как в полубреду протянул к ней руки, боясь, что от касания она растворится подобно миражу; как обнял и прижался всем телом, вспоминая тепло и позабытый запах. И он бы рухнул на колени, спрятал лицо в ее нежных ладонях, что когда-то успокаивающе перебирали золотистые пряди, и рассказал бы все и одновременно ничего. Он был готов продать душу Дьяволу за еще одну минуту рядом с ней, ведь как он мог забыть ее голос, черты лица?
      - Мама, она… - и слова застревают в горле.
      Потому что сказать «мертва» после увиденного он уже попросту не мог.
      Уж лучше словить еще один Круциатус.
      Из апатичного, растерянного состояния теперь выводит Люциус. До этого стоявший молчаливо, голос его кажется неправильно знакомым. Скорпиус дергает головой и поднимает на него взгляд, кусая нижнюю губу.
      - Дедушка. – Тихо и вкрадчиво вымолвил юный волшебник.
      «Бл*ть…»
      Его грудь содрогается, а губы искривляются в кривой, слабой улыбке. Хотелось смеяться и одновременно плакать. Это было комично, черт возьми. Минуту назад он корчился в агонии на полу, теперь же стоит перед старшими Малфоями и почти готов был вымолить прощение за не пойми что, лишь бы его не поставили в угол на двадцать минут.

      - Мама? – осторожно зовет он.
      - Солнышко, почему ты не в постели?
      - Ты плачешь?
      - Что? Нет. Нет-нет, смотри, - и Астория быстро вытирает ладонями влажные дорожки, после чего улыбается, - видишь? Пойдем, дорогой, я почитаю тебе на ночь.

      Сначала Скорпиус не понимал, почему они ссорятся. Почему мама всегда расстроена, а отец хмур и молчалив. Не знал, что такое «чистая кровь», ведь его кровь действительно чистая – однажды ему удалось это проверить, когда споткнулся о шнурок и пролетел несколько ступенек. Красная и соленая. Так в чем была проблема?
      В чем была Его проблема?
      С ответом Малфой тянет. Он почти забывает, что в душной комнате не один - его взгляд прикован только к одному человеку. Забывает, как поплатился за «неуважение». Люциус, как и всегда, высокомерен, стоит так, словно удивляется, как эти события вообще могли затронуть идеального его. Как. И. Всегда. Скорпиус снова злится.
      - Потому что ты самый последний ублюдок, вот почему. – Выплевывает он ему в лицо.
      Он пугается – небольшая ложь. Потому что вовсе не испугался. Потому что вовсе не жаль, что, наконец, смог сказать это Ему. И плевать, что за этим последует.

Мигрень вежливо (на самом деле, нет) постучалась в черепную коробку и рявкнула, до звонка в ушах, не хуже какого-нибудь громилы-мракоборца: «Добрый вечер, сэр!!!» Примерно так Абраксас всё это и почувствовал. Он прикрыл глаза, стараясь не морщиться. Он устал.

- Мы ждем ваших объяснений, мистер Малфой.

Даже голос Тома казался резким и неприятным. Всё было очень плохо, хотелось полежать где-нибудь в тёмном и тихом (прохладном и сухом) месте. Даже гроб правнука казался ничего так, симпатичным. Если ноги куда-нибудь подогнуть.

Словом, трогательный семейный вечер пора было прекращать. Абраксас искренне надеялся, что в его отсутствие правнука не постигнет смертоубийство. Останется же Люциус... да, Люциус. Рассчитывай на него теперь!

Доверие подорвано, настроение испорчено, мигрень пришла. Вот ведь удался день! Проклясть бы кого-нибудь, что ли - хоть душу отвести.

- Мой Лорд, - произнёс он, тут же привлекая к себе внимание всех присутствующих, - я вспомнил, что у меня есть некоторые неотложные дела, и я... прошу разрешения покинуть вас. Надеюсь, моему правнуку всё же удастся окончательно не разочаровать вас, и прошу о снисхождении к нему.

Том глянул с недоверием. Абраксас позволил себе принять максимально похоронный вид. Том знал о мигренях. Он вообще обо всём знал, а о чём не знал - узнавал без особого труда. Важную роль, безусловно, играли способности, но и да - характер.

- Уверен, что не хочешь остаться? - вид у него был скучающий. Зритель для него всегда был важен - что за экзекуция, в самом деле, если она никого не устрашает? Абраксас был с этим согласен. И Абраксас действительно был бы очень рад остаться (хотя радости, удовольствия и чего там ещё подобного происходящее ему не доставляло), но увы, у него была всего лишь одна голова, и та нещадно болела.

- К сожалению, да, - сказал он и заметил, что Люциус смотрит с интересом. «Не дождёшься», - подумал Абраксас и ласково ему улыбнулся. По-отечески. Мерлин, да уж теперь он точно обязан обеспечить себе бессмертие - семье же придёт конец! Всему, во что он душу вложил!

Куда-нибудь ещё вложить, что ли... В свете последних событий - не самая плохая идея.

- Ну что ж, иди, - разрешил Том. Абраксас откланялся и аппарировал. - Итак, продолжим... - ещё успел услышать он, но что там без него продолжается - это он знать не очень хотел. Домой.

Отредактировано Abraxas Malfoy (2018-03-04 21:35:08)

Глупость сделал, глупость сказал. Но, что странно, было совершенно плевать. Через секунду-минуту он может лишиться жизни, но какая это была жизнь? уж явно не та, после которой о нем будет кто-то вспоминать. Скорбь помучает, но сил на нее хватит лишь на первые месяца три, не более. Что ж, Скорпиус Малфой снова всех подвел. Хотя бы дали возможность плюнуть в лицо деду.
      С Люциуса он и не думает отрывать взгляда. Если его слова как-то заденут (а ведь задели бы, скажи он это его Люциусу), то он хотя бы не отвернется. Не в этот раз. Дышать становится тяжело, грудь словно обрабатывают свинцом. Горло дерет похлеще вискаря, а круциатус – отстой. Вот и все выводы за последние жалкие десять минут.
      Но этот человек снова говорит, и Скорпиус опешил, нехотя переведя взгляд на него. Давай, урод, пост*бись тут еще. Почему просто нельзя сдохнуть? Он ведь наверняка обманывается, думая, что Альбус еще здесь. Возможно и здесь, но лежит холодным телом и кормит червей. Или не червей, а каких-нибудь иных тварей – уж в том, что они могут быть здесь, Малфой более чем уверен. И Роуз, и Меган… какой же он идиот, подверг ее опасности. Нужно было настоять, чтобы она осталась, чтобы позвала преподавателей, нужно было…
      Но какой толк пытать себя сейчас? Они наверняка уже все мертвы, и он сдохнет тоже. Вон, даже гроб ему приготовили, как мило.
      Змею Скорпиус заметил запоздало поздно. Огромная в длину и ширину, таких он еще не видел. Питон? По спине скатывается холодные капельки пота, на ослабевших ногах Скорпиус отшатывается в сторону. И незнакомец заговорил. Снова. Но теперь с каждым его словом в груди юного волшебника что-то сжималось с невероятной силой, и голова медленно покатилась кругом. Все сомнения смелись прочь, уступа место нарастающей панике.
      Скорпиус знал этот язык.
      Несмотря на свое раздолбайство, учился Малфой хорошо, и значок старосты получил не просто так, а историю о его любимом герое со шрамом на лбу он был обязан знать вдоль и поперек. Гарри Поттер знал и говорил на змеином языке, потому что Темный Лорд мог это делать. Они были связаны, все логично и не об этом речь. Больше магов-змееустов не было.
      Чем сильнее была паника, тем отчетливей на лице волшебника проступало осознание. Паника, страх - такие незнакомые ему, Малфою, чувства так легко овладели им, не давая возможности ни здраво оценить ситуацию, ни слова сказать в ответ. Скорпиус постарался вспомнить, как правильно сделать вздох, но тело было словно не его, окоченевшее и чужое. А в мыслях, единственном участке, работающем быстро, но с явным дефектом, огромной красной вывеской горело только одно: «беги».
      Боже, это действительно он.
      Разумеется. Он попал в прошлое, повстречал Пожирателей Смерти и даже был схвачен одним из них. Почему он сразу не понял, что встреча с самим Темным Лордом лишь вопрос времени? Все просто – потому что надеялся на лучший исход.
      Абраксас посчитал, что достаточно насладился представлением и ретировался. Ждать долго Люциус тоже не стал, но они оба, два самых, пожалуй, значимых представителей его рода, теперь казались ничтожной козявкой на фоне происходящего.
      - Это правда вы… - он даже собственного голоса узнать не может.
      Теперь, когда они остались наедине, что будет с ним? Темный Лорд почешет ухо, зевнет и лениво взмахнет палочкой, а змея обрадуется ужину? Да, так оно и будет. Но если какие-то несколько минут назад Скорпиус был готов смириться со своей участью, то теперь эту идею не разделял. Перед ним стоит величайший Темный маг за последнее столетие. Он почти (если это было не так) смог обмануть смерть, он знает то, о чем в Хогвартсе даже заикнуться нельзя. Скорпиус сглотнул, и сердце забилось быстрее прежнего.
      Воспоминания короткой встречи с живой матерью еще стояли четкой картинкой. Ей никто не смог помочь, ни один колдомедик в мире. Потому что никто из них не был готов столкнуться с такой темной магией, никто…
      …но Темный Лорд сможет.
      - Я… - его голос не слушался, его тело не слушалось. На что он был вообще способен в таком состоянии?
      Шаг вперед, неуверенный второй. Человек напротив выглядит заинтригованным, но это пока. Пальцы просто ледяные, но вовсе не от холода. Он должен был сделать это раньше, если бы знал… черт возьми, если бы он знал. Имеет ли теперь это смысл? Имеет ли все смысл перед лицом настоящей опасности? Пол шершавый, холодный, и колено от давления неприятно ноет.
      - Простите меня. – Выпалил Малфой. – Я был не прав.
      Это было почти мерзко, почти отвратительно. И совсем не то, чего этот человек от него ожидает, Скорпиус знает. Не перед кем Малфой на колени не садился, но сделать это оказалось даже просто, когда вокруг больше не было посторонних глаз. Посторонних? Ох, о родне странно так отзываться.
      - Но вы правда он. – Лихорадочно продолжает он. – Вы правда Темный Лорд. Я не знал, я…
      Я?
      Голос предательски срывается, дрожит, Скорпиус обливается холодным потом и жмурится. Что он может сделать еще? Что он должен сделать?